Шаг за порог

                                              «Возможно то, что вы считаете   иллюзией,                                                       намного   ближе к           

                                            реальности.» 

                                                                       Из телепередачи   

                                                            1

  Мир противоречивый, безжалостный мир за бронированными окнами офиса. Стальные жалюзи, лазерная сигнализация -  крепость.  Убежище.  Убежище в данный момент не только от опасности, что подстерегает на каждом шагу в этом городе, но и от суеты, от вакханалии суеты царящей на улицах, не смотря на декларированную безопасность всем жителям этого индустриального центра.  И если честно, - Сергей Лазутин устал.  Устал от напряжения в общении с партнерами по бизнесу.  Каждый запросто мог "кинуть”, “подставить" - вполне нормативная лексика сегодняшнего дня. Устал от общения с близкими, казалось бы, людьми, от их назойливого показного соучастия.  От друзей, даже от Бориса, постоянного собутыльника достаточно частых теперь застолий.   Как-то   незаметно и тихо в жизни произошёл надлом. Яркий, изобилующий круговертью новизны мир, -  вдруг стал невыразительным и блеклым. Всё так же гигантские жернова реальности крутили, крушили, сминали всё вокруг, и в этом остаточном месиве, в этом перенасыщенном рассоле – выкристаллизовались идеи.  Возникали и гибли. Какие тихо истлевали под безжалостным током времени, какие гасли свечой на ветру, но в миг угасания, - вдруг вспыхивали неожиданно и ярко, - высвечивая необычные ходы уже новой   игры. Другие же, агонизировали долго и больно, на продолжительное время выбивая из накатанной колеи и заставляя вновь и вновь оглянутся назад. И всё, что могло воплотиться, ожить на экране, что переворачивало Бытие совершенно другой гранью, - угасало вопреки воли автора-творца. Хрустальные пузыри фантазий – бились о стены повседневности и скуки. Возникали неожиданные преграды - теперь больше финансовые. Вечный поиск спонсоров, поиск дотаций. Горы запредельных обещаний -  обязательные авансы к тому, чтобы действо, рожденное разумом, имело возможность элементарно быть. Воплотится, хотя бы в достаточно далеком от оригинала клише и жить, обретая законченную ценность и цену, в которую не из последних входит душевное терзание и дерзость, какой- либо новой идеи, способной, хотя какое-то время занять вдруг вновь освободившеюся нишу в умах потребителя этого интеллектуального продукта, под общеизвестным названием – кино.

 Кроме радостных и как казалось раньше безопасных мук творчества, что с некой натяжкой можно отнести в графу прибыль – это как к этому подойти – автор получал и совсем не малые финансовые блага, среди них хотя и достаточно призрачную, но финансовую независимость, и возможность творить уже не ради мзды, а ради творчества в целом. Но и этот миф лопнул один из первых. Эта машина воспроизводства идей наркотизировала личность автора, принося почти физическую зависимость. И это не только деньги и слава, но и сама возможность воплощать свои идеи. А для этого слишком много надо. Это уже целая индустрия, разбитая на кланы. Клан финансовых воротил дающих телу живую кровь – деньги. Кланы технического обеспечения, кланы авторства и лицедейства, в мастерских которых лепятся кумиры. Войти и быть там – это событие длинной в целую жизнь. А выйти и снова быть собой – даже больше этого.

 Он устал. И эта усталость была иного порядка, чем просто физическая усталость. Это сплав физической и моральной усталости, когда окружающая жизнь приобретает привкус бутафории, а движения тела кажутся заученные вместе со сопутствующими диалогами. И трудно выйти из навязанной роли. Кажется, гораздо проще выйти из игры навсегда – уйти в небытие, всего лишь маленький шажок в сторону виртуальной щели между настоящим и будущим – и нет проблем.

 Первый признак этой усталости, что дремотой сковывает тело – несоответствие между тем, что ты стремишься сделать и что получаешь в результате. Материальные блага здесь не в счёт. И это несоответствие губит. Выхолащивает душу, лишая самого главного и важного – цели. Цели творчества.

 Уже нет того, захватывающего дух наслаждения собственным могуществом – могуществом творца, чьи идеи воплощены, чьи мысли вложены в уста персонажей, заставляющих миллионы смертных затаив дыхание смотреть на развернутую панораму действий – огромную в сравнении с размерами экрана.

 О слава! Сладчайший наркотик… Его узнавали. Сонм поклонников круглосуточно дежурили у подъезда. Толпы восторженных зрителей после премьер, буквально, шли на штурм, в попытке прорваться сквозь многочисленную цепь охраны в надежде получить автограф, и, если повезет, вырвать с мясом пуговицу от парадного фрака. Одолевали папарацци, ежеминутно слепя фотовспышками - от них было трудно укрыться за самыми недоступными стенами. Охрана перекупалась за сумасшедшие деньги, как, впрочем, и женщины, которых он честно пытался любить.

 Всё это похоже на всплеск, на некий, совсем неординарный выброс… И что кривить душой - это ему нравилось. Ещё бы; из простого клерка в одной из великого множества контор, что перенасытили Деловой Сектор города до невозможного, он, так и непонятным до конца чудом, - был вознесен в единое мгновение на вершину славы. Он, корпящий над жалкими и совсем непонятными многим тогда строками стихов, в насмешку прозванный Поэтесом - вдруг оказался в самом центре внимания. И все благодаря единственной вещи в прозе, что в течении десяти лет пылилась на антресолях его малогабаритной квартиры, среди смятых, перечерканных черновиков.

 Эта была небольшая повесть, пару авторских листов, да и в названии не было ничего оригинального – “Одинокий тополь”, один рецензент, которому он сразу после написания, тщательно выводя шариковой ручкой каждую буковку, отнес рукопись, через пару недель прислал отзыв, единственное, что он помнил из последнего, так то, что это "красивая ложь” для домашнего прочтения в кругу друзей и то - если они чем-то вам обязаны.

 Нет, тогда он всё принял достаточно спокойно, попил дня два-три и успокоился.

 Так пролетели год или два, уже точно не вспомнить, и он решил продолжить писать. Всё, что создавалось в течении последующих восьми лет, мирно складывалось в стопы, даже не переписанные набело, времени на это, как-то не хватало. Он иногда ощущал себя новым Мартином Иденом - упрямым и целенаправленным. Были написаны десятки рассказов, четыре романа - и множество незаконченных вещей.        

 Ворчала жена, её беспокоил шум писчей машинки. К слову сказать, эту машинку он заимел чудом, и совсем без ущерба для семейного бюджета. То было время новых экономических реформ и жизнь была трудной и беспросветной для многих, и не только писчею машинку, - хлеба вдоволь не покупалось.  Но случилось, что в школе, где учился сын, прорвало трубы отопления и затопило подвал в котором и оказалась эта машинка, отправленная за ненадобностью в утиль. Она была старая, проржавевшая, в ней не двигалось ни единого механизма, и он выпросил её у директора, - милой и порядочной женщины.

 Сергей даже усмехнулся про себя вспомнив, как он, закутав её словно маленького ребёнка, принёс домой. Что и говорить, жена была просто в ужасе. Разговор был тяжёлый и долгий. Главная сентенция звучала так: “Что бы я не видела этой рухляди в доме! Её место на свалке!” Он не сдался, и возможно впервые пошёл наперекор. Взял машинку и отнёс другу в гараж.  Где очистил, отмыл от ржавчины и смазал каждый узел, каждую подвижную деталь – и о чудо! Она заработала!

 Так были перепечатаны все ранее написанные вещи, которые никто не читал, ссылаясь на трудноразличимый почерк. Правда и потом никто из близкого окружения не читал, в частности жена, которая говорила, что не понимает и не принимает его стиль написания и ей просто неинтересно. А ведь она читала много, но это были, на его взгляд, вещи недалёкие и поверхностные. Романы о любви, «страшилки» и детективы низкого пошиба. В него она никогда не верила. Но ему до сих пор почему-то было жаль, что она ушла от него так и не дождавшись его славы, денег и всего, что может это дать в неограниченных количествах. Жаль, очень жаль. Он любил её тогда и ему было всегда стыдно, что он здоровый мужик, так и не сумел обеспечить своей семье достойное существование. Он часто в то время видел её тайные слёзы, когда она штопала носки при свете ночника. Мария была хорошей женщиной, но ушла к другому. И он не винит её в этом….

  Как-то набравшись смелости, он взял несколько отпечатанных рукописей и выслал в одно центральное издательство. Эффект был ошеломляющий. Его не только издали отдельной книгой – это были короткие рассказы и повесть “Одинокий тополь”, но попросили ещё. Одну за одной он слал бандероли в столицу, писал в пустой и неухоженной квартире, сидя уже за компьютером. Со временем перешёл и на электронную почту. В то время ещё существовал Интернет.

 И всё завертелось словно по взмаху волшебной палочки. Книги, сценарии, экранизация. Его имя было у всех на устах. “Красивая ложь”, вдруг оказалась востребованной. Видно пришло её время.

 И он оказался вдруг в роли пресловутой белки в колесе, но не в стальном, а в колесе договоров, контрактов и обязательств. То, что раньше мило просили – теперь требовали, искусно играя на давно обнажённых воротилами шоу-бизнеса струнах души. И этих струн оказалось к его стыду достаточно, чтобы он умер, как свободная личность, как художник и превратился в марионетку, подвешенную на этих струнах, - по сути распятый, и управляемый многоопытной рукой. Он оказался в роли пешехода, который с завистью поглядывал на движущийся поток разнообразнейших машин и мечтающий о собственной неказистой малолитражке, и вдруг волей случая оказался в шикарном лимузине… но, увы, зажатый в огромной пробке у перекрёстка в час пик, среди тысяч других машин.

 Звучит прекрасная музыка, уют, удобство – а за окнами невообразимый кавардак и нет движения. Сжат, стиснут со всех сторон в малоподвижном потоке. Тебе надо свернуть, надо выйти из общего движения, но неизвестно куда.  И тщетно – ты в неуправляемом разумом механизме общего движения, медленного и монотонного. Не осмотреться - всё едино, не перемолвится с кем-либо словом - ты в запертом пространстве собственного благополучия и шика. Твоя тюрьма прекрасна. Она оборудована всеми новейшими достижениями человеческого ума на стезе вечной гонки за удобствами - но ты одинок. Одинок и раздавлен собственной несвободой.

 Да это, увы, так.      

 Пусть говорят, что нет причин для особой тревоги, что всё нормально. Главное, что жизнь продолжается. Но ты то знаешь, что это не так. Что надо бить во все колокола, взламывать стены равнодушия, отсекать пути отходов с главной дороги, - дороги поиска Гармонии Совершенства человека. Человека, как часть всей Природы ли, Мироздания ли - но отнюдь не главного действующего лица в этой долгой пьесе - Жизнь.

 Сергей Лазутин сжал виски. Всё чаще приходит необъяснимая боль, которая убивает всё: от восприятия действительности, до возможности в полной мере осмысливать происходящее. А когда уходит эта боль - всё заполняет пустота и невнятное желание не жить. Можно конечно уходить от этого в поиск новых ощущений, заливать спиртным – но это всё не то. Он вспомнил вчерашнее веселье в загородном доме и поморщился. Было много вина, друзей-собутыльников и женщин. Вспомнил он и своё поведение - до невозможности налитый вином – он то плакал, то вскакивал из-за стола, то орал, грозя потолку и оскорбляя окружающих. И в конце концов желая высказать вдруг зародившеюся истину, истину, что ему одурманенному алкоголем, показалась откровением - невнятно мычал, мучительно выискивая слова, что словно повыдуло ветром из головы…  и наконец бессильно сник, тупо и молча разглядывая вновь заполненный фужер, который кто-то подобострастно успел поднести. Дальнейшее всё как в тумане, как кадры фильма на быстрой перемотки, не понимаешь: ни сути, ни слышишь диалогов - лишь неправдоподобное быстрое движение событий за гранью восприятия.

 Да это было - что очень жаль. Ничего не изменить, не исправить. Тут он вспомнил,- словно развеялся туман сознания - там была девушка.... Она была печальна и грустна. Её глаза, осуждающие глаза - разве можно это забыть!  Когда он в припадке необъяснимой злости схватил бокал красного, как кровь вина и с размаху плеснул в смеющеюся лицо знаменитого актера, исполнителя ролей первого плана почти во всех сериалах в последнее время, она соскочила с места и выбежала вон... Боже! Каков он подлец... и это он, осуждающий, обличающий, этот далекий от совершенства мир. Сам по уши погрязший во всех грехах; в чревоугодии, прелюбодеянии - и самое страшное - обуянный непомерной гордыней. Считая себя выше толпы, выше многих и гораздо достойней… Что делать? Как дальше жить? Как смотреть окружающим в глаза?

 Забыть всё, словно ничего не произошло, словно ничего не помнишь - и просто жить. Жить во всегдашней карусели эмоций и чувств. Ломая себя, разрушая свою личность и творить. Учить доброте, учить нежности, давая зрителям, хоть маленький шанс, самую малую возможность взглянуть на свой мир со стороны, через призму иного восприятия, для этого, чуть ли не тайно, внося и вытребывая эпизоды картины, весьма далёкие от общей фабулы. Будь то, хоть боевик с клацаньем затворов, с автоматными очередями и с обязательной гонкой автомашин. Будь то, слащавая мелодрама, с великолепием с глянцево-картинной красотой героев. Манерно говорящих о повседневных мелочах, мурлыкающих о любви и нежности на фоне шикарных вилл. Пусть будет так? Но "Одинокий тополь” - фантазия бессонных ночей, - как быть с ней? Забыть, закопать, развеять – оставив в себе лишь скорбь и боль…

 Эта девушка, Карина Озерова... кажется…  Я просто обязан с ней встретится.

(От автора. Замыслил я тут пару рассказов написать, во время моего бегства из Интернета на пару недель. Ан нет - не выходит. Слова и идеи так и давят. Решил показать на люди начало очередного опуса с рабочим названием "Час пик"... и что уже точно, -  это не будет рассказом. Букв слишком много. Как и с другим, что называется пока "Сквозь мрак и холод"... Уж я сам не знаю, куда приведут меня эти герои, к какому финалу.... )))). )