Эпизоды

    Иногда задумываешься, оглянувшись назад на свою жизнь. А правильно ли я воспользовался этим даром? Правильно ли я распорядился всеми возможностями, что даны человеку изначально. Быстро пролистывая страницы прошлого, не вдаваясь в подробности, вдруг случайно натыкаешься на эпизод, что мог стать поворотным в судьбе, поступи ты несколько иначе, чем тогда. И их было много подобных эпизодов…  И ты понимаешь, хоть и возврата к прошлому нет, хоть нечего уже нельзя изменить, всё же в твоей жизни случались ситуации, когда ты просто должен был поступить иначе. Войти не в ту дверь, не там свернуть. Грустно, но это, увы, так.

  Но прошлое необратимо, как не желалось бы нам, как не мечталось.

                          ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ. ДАЛЁКИЙ ОСТРОВ.

                                                  1

  Получив разрешение на въезд, как называли все, - “пропуск”, - ведь Курильские острова имели особый вид пограндопуска для посещения, направление от Геологоразведочного Управления по Дальнему Востоку и главное аванс, наша группа из четырёх человек первым делом ринулись в аэропорт. Но, увы, уже при подъезде к воздушным воротам Южно-Сахалинска, стало совершенно ясно, что на Итуруп попасть им будет нелегко.      

   Глядя на палатки около здания аэровокзала и пёструю толпу около них, Буба, глубокомысленно произнёс:

  - Однако, полно знакомых лиц.

  Все мои новые знакомые, с которыми мне предстояло прибыть к месту назначения, отработали на Итурупе не один сезон. Быстро развернув такси, мы помчались в соседний город Корсаков, где, по словам моих невольных спутников, готовился к отправке теплоход.

    Мы почти успели. Единственное, как нам объяснили на морвокзале, -  погрузка пассажиров уже закончена, судно отошло от пирса и встало на рейд. Но это совершенно не расстроило моих коллег. Они быстренько договорились со шкипером самоходной баржи и за четыре бутылки коньяка, всю нашу группу доставили прямо к судну. Где после недолгих переговоров, нас согласились принять на борт и опустили штормтрап.

  Я думаю многие и не представляют себе, как выглядит подобное сооружение со столь романтическим названием. Объясняю, - это просто веревочная и очень прочная лестница, по которой нам предстояло взобраться на пляшущую громаду теплохода, и не свалится в узкое ущелье между двумя судами, которые словно Сцилла с Харибдой, то угрожающе сдвигались, то расходились.

  Всё прошло благополучно, если не считать чемодана Германа, который выскользнул из его рук, и так, как он лез первый, просвистел буквально в нескольких сантиметрах от наших голов и исчез в морской пучине.

  - Эх, знал бы, ещё в Хабаровске бы выкинул. -  Произнёс немногословный всегда Герман, чуть позже, глядя с палубы в кипящую стихию, где плясали пенистые гребни волн и ни намёка на чемодан.

  -  Только зря такую тяжесть таскал… тёща набила под завязку.

  Несмотря на наши протесты, узнав, что мы геологи, нас поселили в третий класс. По всему видно, что наши коллеги путешествующие ранее, были довольно проблематичными пассажирами. Но обнаружив, что прямо напротив нашей каюты расположен бар “Каравелла”, мы быстро смерились с вопиющей несправедливостью и через полчаса в весёлой компании, на стульях, декорированных под деревянные бочонки, пили мадеру, - диковинный напиток для простого, советского человека.

  Тепло приятно разливалось по телу. Забыв про мытарства прошедшего дня, я рассматривал своих коллег и попутчиков.

  Герман, огромный мужчина лет сорока, в экспедиции он работал кузнецом, пил неспешно, задумчиво глядя на веселье.

  Лебединский, начальник геофизического отряда, любил джаз, поэтому и все его разговоры были в основном об этом. Он даже пытался приобщить всех, как он выразился; к “настоящей музыке”, и притащил из каюты целую сумку бобин для магнитофона с записями. Но его никто не слушал. И к магнитофону не подпускали. Видно сии попытка "приобщить к настоящей музыке", случались довольно часто. И сидел он угрюмый, молча выпивая стакан за стаканом, всем своим видом выражая презрение к музыке, что звучала из динамиков.

  Один Буба, Валерий Литвинов, помощник бурильщика, или как он любил добавлять при знакомстве с девушками, - старший помощник бурильщика, хотя такой должности в геологической партии, куда мы направлялись не существовало, сразу оказался в центре внимания.  Неугомонный балагур, он так и сыпал остротами, анекдотами по любому поводу. Таких, как он называют душа компании, и вполне заслужено. Он изящно наливал в фужер терпкое вино и перед тем, как выпить, поднимал голову и восклицал: “Господи! Прости дурака!” В свои двадцать пять, он уже не первый сезон отработал на Курилах. Был холост, и как я понял много позже, боялся слабого пола. Ведь за маской балагура и шутника, скрывался легкоранимый и очень добрый человек. Он боялся предательства.  Видно в его жизни случилось, нечто такое, из- за чего он потерял веру.  И значить, любовь.

  Пили много. Как в последний день. Из динамиков звучали мелодии “Самоцветов” и мир стал намного добрее и ласковей. Пусть только на время. Ведь завтра настанет новый день, новые встречи. Но кто гарантирует, что там не будет разлук и потерь. Но это будет завтра. Сегодня же, -  полной чашей веселья, девичьи глаза - самые прекрасные из всех глаз. Кокетливые и завлекающие. Скуки нет. Не ощущается морская качка. Фужеры искрятся в искусственном освещении, как сказочные кубки на королевских пирах. Ритм танца завораживает.

  Чуть позже, на верхней палубе, под проливным дождём, я целовал девичьи податливые губы, убирая мокрые пряди волос с лица, - и был счастлив. Я жил сегодняшним днём. Ведь завтра мы расстанемся навсегда. Останется только имя – Марина, и легкая грусть о минувшем. Но мы не перешли дозволенных границ,- ведь впереди у каждого была целая жизнь. Своя жизнь и целый мир в придачу.

  Веселье закончилось далеко за полночь. Когда я вернулся в каюту, все уже спали. 

  Итуруп нас встретил штормом.  Раннее утро. Промозглый холодный ветер, вспененные верхушки волн. Палуба буквально плясала под ногами. Старенький теплоход “Мария Ульянова” стал на рейд посёлка Буревестник. Злые языки утверждали, и я думаю не без основания, что этот корабль трофейный. И достался СССР после разгрома фашисткой Германии. Его чуть модернизировали, привели в надлежащий вид и пустили, как грузопассажирский перевозчик по курсу Владивосток – Корсаков-  Курильск, с заходом и в другие Курильские порты.

  Чуть позже, пока мы оформляли документы и ждали выгрузки, ветер разогнал тучи и туман, и перед моими глазами предстала, поистине замечательная картина.

 Изменился цвет моря. Из свинцового, оно стало пронзительно синим и холодным.  Прямо на входе в бухту Касатка, открылся вулкан. Иван Грозный. Сквозь рваные клочья тумана, что ещё остался в ущелье, от того немного сглаживался рельеф, - он возвысился над беспокойным морем. Суровый великан в тоге тумана. А дальше, за небольшим посёлком, ещё один. Буревестник. Как и посёлок. Именно там нам, на его склонах мне придётся работать.

  В свои восемнадцать лет, я уже успел потрудиться в геологии.  До своего совершеннолетия работал с топографом, - таскал “рейку”, писал дубликаты в камеральной группе, сопровождал пробы до лаборатории в Южно-Сахалинске. Но теперь, я мог работать на буровой. Не бурильщиком, для этого кроме документов нужен опыт, а помбуром, - помощником бурильщика.

  Выгружали пассажиров с рейда. Юркий старенький танковоз, который, вполне возможно, участвовал в разгроме Квантунской армии, рискованно швартовался у бетонного пирса, -  где морская вода вскипала белыми бурунами и, перевалив через барьер, растекалась на выщербленных плитах причала, -  переправляя партиями на берег заспанных людей.

  - Вот на такой же посудине, Зиганшин со своей командой, болтался в океане несколько месяцев. Так что, нам крупно повезло.

   Сказал Буба уже на берегу, глядя на самоходную баржу, которая отправлялась за очередной группой пассажиров или частью груза.

  Если меня восхитила суровая природа здешнего края, то посёлок поверг в уныние. Серые, одноэтажные деревянные здания – по сути хибары - беспорядочно теснились в створе небольшой природной ложбины и круто взбирались вверх. Трудно отличить, где жилое помещение, где просто склад. Дощатые тротуары, с проломанными досками. Огромные лужи на дороге. Это всё было не внове, подобное я часто встречал и на Сахалине. Но так хотелось, хотя бы здесь, на краю земли не видеть огромные помойки и стаи вечно голодных ворон. Но, увы.

  Мы неспешно поднялись наверх по деревянной лестнице.  Возле одного из домов, Буба остановился и внимательно посмотрел на меня.

  -  Виктор, тебе надо бы постричься. С такой прической инженер по ТБ к буровой и близко не подпустит.

  В парикмахерской было пусто. Мастер, высокая дама весьма неопределённого возраста с волосами выкрашенных хной, если не с удовольствием, то весьма приветливо встретила нас.

  Я сел на кресло и обречённо махнул рукой.   Чем легче становилась моя голова, тем больше вырастал ворох волос у кресла. Моя прическа, которую я лелеял и холил не один месяц, была варварски уничтожена ручной машинкой с затупленными лезвиями и при помощи простых ножниц.   Стрижка не заняла много времени, - оглядев придирчиво работу мастера, Буба с улыбкой сказал:

  - Нормалюк!  Освежите юношу!

    Хозяйка заведения с готовность схватила со столика флакон одеколона "Шипр", открыла пробку, набрала в рот и надув щёки брызнула на меня жгучей жидкости.

  Уже на улице, когда перестало жечь глаза, и я пришёл в себя от дерзкого поступка мастера незатейливой стрижки, Буба рассмеялся.

  - Хорош! Хоть в кино снимать… а мастер, однако, серьёзная женщина – ради клиентов и здоровья своего не жалеет… Хотя и не удивлюсь, если окажется, что она и во внутрь принимает сию огненную воду. У нас же здесь сухой закон.

- Закон законом, но выбор есть, – вмешался в разговор Лебединский, который отходил в небольшой магазинчик за сигаретами – Лично я, не имея иной альтернативы, предпочитаю "Чайную розу", "Шипр" довольно резок и послевкусие просто отвратительно.

 Затем мельком глянув на мою новую прическу, произнёс:                                                                                

 - Вас неплохо подстригли, студент.

 Герман промолчал. А я стоял и глядел на разбитую дорогу, ведущею в Шуми-городок. К месту дислокации базы партии. Небо опять затянуло, и с неба полился дождь. Серая, неприветливая равнина с зарослями бамбука, корявых от постоянных ветров редких лиственниц и елей – была неприветлива. Тосклива. Горы, что очаровали меня в первый момент, исчезли за завесой дождя. Мир сузился. Но и это не убило в душе романтику, и именно она и завела меня сюда…