Шаг за порог 4

                                                     4

                                                                4

 - Так-с, так-с, молодой человек. - Седовласый профессор с огромной шевелюрой и не с менее огромной бородой, рассматривал Сергея в упор. - Мне очень знакомо ваше лицо. Вы не снимались часом в рекламных роликах?  Уж больно надоедливо-агрессивна она стала в последнее время. - Пожаловался он доверительно.

 - Дядя! Это довольно известная личность в местном бомонде, он автор сценариев многих нашумевших блокбастеров на экране и книг.

 - Так вы изволите зарабатывать словом? Похвально! Я бы не смог. Это столь ответственное дело, требующее весьма осторожного обращения.

- Дядя! Вы, как всегда в своем репертуаре, – это Сергей Лазутин! Он не на столько юн – вполне зрелый мужчина, - чтобы выслушивать ваши нравоучительные проповеди.

 - Сергей Лазутин. А в прошлый раз, кажется был, Петр Ликов.

 Сергей почувствовал легкий укол в сердце, Петр Ликов, неординарная личность, - художник и поэт. О его похождениях на поприще любовных утех ходили легенды и это в век столь куцей морали, что трудно было бы предположить, что это кого-то может заинтересовать. Эротика на экране, эротика на страницах прекрасно иллюстрированных журналов и бульварных листках. Вполне открыто обсуждались размеры интимных частей тела политиков и просто известных людей из шоу-бизнеса.

 - Дядя, Пётр находился здесь за городом по собственной просьбе - он желал нарисовать закат.

 - Как же, помню. И, буквально, на второй день сбежал обратно в город. Как он выразился, что эти мелкие неудобства, как разъярённые комары, доконали его вконец и он не желает быть для них лакомым блюдом на каждый завтрак, обед и ужин.

- Он больше сбежал от вас, дядя. – Карина повернулась к Сергею. – Дядя упрямый приверженец классицизма в искусстве.

-Уж, извини, дорогая, я приемлю всё, во что не только просто вложена некая мысль, -  мол зритель пусть домысливает сам, - но и мастерство, с которым выполнено изображение. И картина, состоящая из двух схематических спектров дневного света, положенные на холст по длине – где середина красные цвета и далее вверх и вниз по убывающей синие - закат, нарисованный с натуры, то это для меня просто необузданная дикость самовыражения, что я абсолютно не принимаю, как, впрочем, и "Чёрный квадрат " из головы Малевича…

- Дядя, прекратите! Ваша точка зрения мне досконально известна. Не зная о вашей научной деятельности, я бы могла бы вас назвать ретроградом не принимающего любой новизны.

- Племянница дорогая, наука наукой, здесь любое движение вперед обусловлено многими трудами иных ученых… так сказать, ничего не возникает на пустом месте.  Недаром сказано: Ex nihilo nihil.  И это совсем не то, что взять прилежно загрунтованный холст и намалевать чёрный квадрат. И почему именно квадрат, а не круг предположим? Он, кстати, более совершенен. 

 Сергей Лазутин со стороны наблюдал спор двух, как видно давних оппонентов. И ему было интересно. Хотя он знал, что такие споры не приносят: ни согласия, ни малейшего компромисса даже в самом малом. Как не пыталась каждая из сторон втянуть его в этот спор, он строго держал нейтралитет. Тем более у него на этот вопрос был свой взгляд, который он, в тайне надеялся когда-то озвучит в одном из ненаписанных ещё романов.

 Место, где расположился дом профессора было прекрасно. Тенистые аллеи среди огромных тополей. Небольшая поляна прямо перед домом обильно поросшая разнотравьем, и к этому, стоит заметить, видно по всему, не были приложены людские руки. Непокорная дикая зелень с редкими вкраплениями одичавших цветов. Возможно в давнее время здесь и был ухоженный сад, и чьи-то умелые руки из года в год ухаживали за цветами, лелеяли и холили. Но время ушло, выродились многие растения, другие одичали и всё заросло сорняками, но и то, что осталось было по-своему прекрасно в своей первозданной красоте и неухоженности.

 Он бы ещё долго рассматривал окружающий ландшафт, ощущая, как в его душе, душе художника кристаллизируется некая субстанция покоя, но обращение девушки, прервало его размышления.

- Сергей! Вы слышите, уже несколько минут, я буквально не могу до вас достучатся. Вы так увлечены окружающим миром, что мне даже неловко вас отвлекать.  И я вас понимаю – он прекрасен.  Помнится, ещё босоногой девчонкой, я довольно часто у6егала из дому от надоедливой, уж очень ревностно исполняющей свои обязанности гувернантки, именно сюда. Мне нравилось прятаться среди одичавших кустов сирени, жаль, что время их цветения ныне уже миновало - это было бы восхитительно: словно сказочное облако вдруг опустилось на землю и накрыло всю поляну перед домом. Я сидела тогда неподвижно часами, и полосатые шмели кружили прямо передо мной, блестела драгоценными друзами роса в местах ещё недоступных солнечным лучам, а воздух был свеж и прохладен. Пели птицы приветствуя утро. Разве в городе, вы сможете увидеть подобное?

 Она вздохнула, поправила непокорную прядь волос, что легкий ветер силился, превозмогая себя растревожить, внося хаос в строго уложенную прическу.

 - Вы же бывший художник. Поэт - и вам это, как не кому близко.

  Бывший! Сергей чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он, который считает себя на вершине творчества – бывший! Эта милая красотка бьёт достаточно больно и осязаемо. Но не хотелось: ни спорить, ни возражать - какая-то глубинная тоска и не удовлетворённость и ещё не осевшая муть в душе.

 - Нам надо вернутся в дом.  И будьте осторожны, мой дядя очень привередлив в каждом моем выборе новых знакомых. Но думаю, вы всё же сможете найти с ним общий язык.

 В доме Сергея, больше всего поразило собрание книг, на ум даже пришло забытое слово - библиотека. Да и сам дом, был скорее домом отшельника, чем известного учёного. Строгий стиль, ни малейших излишеств - единственная непозволительная роскошь - картины на стенах; полотна, написанные маслом, акварели, карандашные наброски на каждой стене просматриваемые даже из холла сквозь долгую анфиладу комнат.

 - Здесь весьма достойное собрание - моя гордость!

 Профессор уже успел переодеться в домашний халат. И последний был слишком ярок, для столь степенного человека.

 - Коньяк, водка или легкий аперитив? У меня для этого дела есть прекрасный вермут.

 - Благодарю! Если можно минералки.

 Карина, куда-то исчезла. Они сидели вдвоем на уютных и удобных плетенных креслах перед настоящим камином, пахнущим дымом и влажностью - видно давно не топился.

- Если желаете, можно разжечь камин. - Казалось профессор прочитал мысли Сергея.

 - Нет, зачем лишнее 6езпокойство. - Лазутин тянул минералку, стараясь меньше смотреть на бокал хозяина на добрую треть наполненным коньяком. Ему казалось, что он даже ощущает терпкий запах явно старого напитка, что годами хранился в неведомых подвалах.

 - Мне сказала племянница, что вы желаете увидеть мир с иной стороны. - Профессор отставил чуть пригубленный стакан.

 - Да!

 - Всё ясно - неудовлетворённость текущей жизнью, надежда хоть как-то её изменить, и очередная попытка найти себя… Но это опасно. Очень опасно. -  Профессор более внимательно глядел на Сергея.

 - Мне всё равно!

 - А вам племянница не рассказала, что риск велик? Что человек может не только не найти себя, своё место - но и просто исчезнуть, затеряться, как личность, вообще?

 Только сейчас, Сергей Лазутин, вдруг почувствовал, ощутил, что всё, что всё, что разворачивалось до этого, как просто обыденный розыгрыш или как попытка удивить и отвлечь его – имело иной, тайный смысл. И он ощутил прилив крови, головокружительную лёгкость в голове и непредсказуемую решимость ко всему, что должно случится.

 - Я слушаю вас, профессор. – Внезапная сухость в горле и неузнаваемый собственный голос. - Расскажите, если можно всё поподробней.

 - Я просто обязан всё рассказать, но только в случае если вы дадите согласие на участие в эксперименте.

- Письменное? - усмехнулся Сергей.

- Нет! Достаточно джентельменского. Так вы, согласны?

- Но я должен знать хотя бы приблизительно, что мне предстоит. Вы же не потребуете мою бессмертную душу за свою услугу?

Теперь он улыбался, глядя на профессора в упор. Но последний смотрел серьёзно и даже строго.

- Милейший, все ваши знания, ваша самонасыщенность - не более, чем блеф. Вы и представления не имеете: что есть истина в этом столь противоречивом мире.

 Профессор неожиданно легко для своих лет соскочил с кресла и начал ходить по залу гостиной потирая от возбуждения руки. Сначала молча, но потом видно нащупав нужную строку разразился словесами:

- Я не буду вступать с вами в споры, не буду пытаться представлять какие-то доказательства, - мне это претит, так что, вам придётся доверится мне на слово - а иначе - прощайте. К тому же, я не желаю раскрывать всю предысторию и всю подноготную своего открытия - это потребует огромного количество времени.  - Он замолчал, как бы прислушиваясь к собственным словам - Могу лишь вас заверить, что вы далеко не первый, кто решился на этот шаг... Кстати вас будет сопровождать Карина, уж она-то, прошла многое. Так вы согласны?

 - Да!

 - Отступлю сразу от подробностей и не существенных, излишних мелочей, ваш покорный

слуга, совершил величайшее открытие - скорее даже переворот в познании мироустройства и познании истины. Позвольте пригласить сюда племянницу, моего верного соратника и помощника… Карина, девочка, иди, - он согласен!

 В зал быстрым шагом зашла девушка.  Она уже переоделась. На ней был легкий летний брючный костюм, ещё более подчеркивающий её фигуру. Собранные на затылки волосы в подобие конского хвоста, минимум макияжа на лице, говорили о том, что девушка настроена сейчас же отправится в путь. В руках она держала небольшую дамскую сумочку черной кожи и перчатки, что показалось Сергею весьма неожиданным и загадочным, на улице стояла полуденная жара, казалось даже, что всё живое по всей округе, включая птиц и насекомых затаились, замолкли в тени неухоженной рощи. Ни звука, ни движения, - зной и безмолвие, и ни малейшего намека на ветерок, там, за раскрытыми окнами.

 -Так, вы, согласны?

Она смотрела прямо на него, в упор. Взвешивая или оценивая, что Сергею, было одинаково неприятно - он давно отвык от таких взглядов, но не отведя своих глаз ответил, упрямо и несколько вызывающе, как ребенок самоуверенный в собственной правоте, несмотря на разумные доводы и поучения других.

- Да! Я готов, если это настолько серьёзно, доверится вам.

 - Это гораздо серьёзней, чем вы можете предположить. Вам известна теория естественного отбора в генетике?

- Ну, в общих чертах, да. На уровне обязательной программы обучения. - Он пожал плечами. - Но зачем это? Я весьма далек от биологии вообще и всех её производных.

 - А ламаркизм? Взгляды на эволюцию, которых придерживался шевалье де Ламарк, впрочем, весьма косвенно относящиеся к этой альтернативной точки зрения, что включает в себя сам термин "ламаркизм"?

 Здесь, Сергей, был вынужден был просто развести руками. Всё, что осталось в голове, некие обрывки теорий, трудно произносимые термины: гетерозиготная, репрессивный ген, ДНК, кислоты, коллоидные растворы.

 - Не напрягайтесь, - всё и так ясно! Биология не ваш конёк.

 - Увы.

 Черт возьми, что позволяет себе эта девчонка. Она что пытается уличить меня в невежестве - да миллионы не имеют ни малейшего представления об этом,    но живут, размножаются и строят грандиозные планы на будущее.

 - Надеюсь, сударыня, вы не сочтете за великий труд и просветите сирого. - С приличной долей ехидства выплеснул он, но всё же пытаясь остаться в рамках доверительной беседы, потому что был заинтересован происходящим. А любопытство с очень большой натяжкой можно отнести к числу человеческих пороков. – И я, как бывший художник, - слово бывший, он акцентировал, – надеюсь разобраться. И простите, если не столь скоро, как вам хотелось бы.

 Но она не обратила внимание на его вызывающий тон, что казалось ещё более обидным – надо же какой максимализм мышления, прям оторопь берёт.

 Их неловкий диалог, внезапно прервал Апломбов.

 - Карина, девочка, ты не права… - и уже Сергею – Извините её. Это сказывается прошлый дефицит общения, в чём моя, увы, только моя вина. Воспитывая её как личность, я многое упустил.  Не заметив, создал некую виртуальную стену в сознании между её восприятием мира и миром настоящим. Я имею в виду только социальную сторону общения с внешним миром. Карина мало общалась со сверстниками на протяжении многих лет. А это, как мне стало абсолютно ясно теперь – были годы становления личности. Я думал, наивный, что если сам могу жить вне толпы, вне личных интересов, - то и она сможет. Но этого не случилось. Я ошибался. Если разобраться, то я ведь сознательно ушёл в одиночество будучи уже вполне сформировавшийся личностью, но стал самим собой, я в окружении людей!

 Он устало присел на кресло. И в его, несмотря на возраст, по-детски ясных и светлых глазах мелькнула печаль.

 - Всё, что племянница знала о человечестве – это из книг и с экрана видеокона. А это не есть настоящая реальность, что окружает каждого живущего среди подобных себе. Не было равных, не было понятных, хотя и чуть идеализированных индивидов, что она знала. По сути - придумала. Мир оказался полн разных, порой непредсказуемых, а порой совсем уж не понятных - но живых, - из плоти и крови, людей. Что и говорить… мир выдуманных героев, пусть авторы и создатели последних гениальны, что смогли нарисовать и оживить придуманные сюжеты невероятно приближенно к реальности, но, увы, - это не действительность. Её никогда в прошлой жизни по-хамски не оскорбляли прямо в лицо, не лгали, не льстили… и как это не парадоксально – она оказалась совсем чужой в реальности… в обыденности, что обволакивает каждого существующего в ней.  Отсюда нетерпение, излишний максимализм суждений и самое опасное, - неприятие чужого мировосприятия. Это моя вина….

 -  Дядя, вы опять за старое! Я есть такая, какая есть… и хочу быть такой! Пока хочу! Если вы не оставите свой тон самообвинения – я просто уйду к себе!

 Карина, как показалось Лазутину, была вне себя. И он боялся вполне предсказуемой развязки. Боялся, что она хлопнет дверью и уйдёт. Прекрасная и недоступная его пониманию… и желание быть рядом, что тайно зрело в душе – останется незавершённым. Поэтому он ворвался в разговор, спешно, но не очень уверенно, боясь нарваться на злой бессмысленный отпор или быть просто высмеянным.

 - Ксенофонт Гордеевич! Зачем вы так! Карина очень… и очень… - Он не находил слов.  Смешно, автор создающий и придумывающий иные миры, иные реальности, - не находил слов. Болезненное желание быть понятым и принятым обеими сторонами, сделали его, кто владел непревзойденно словом, - так считали многие, включая профессиональных критиков, чей хлеб поиск и выявление ошибок в уже сказанном, - стал вдруг просто косноязычным. И слова, так нужные и необходимые в данный момент, исчезли и растворились в неясном нагромождении вторичности, аналогично той, что царила в умах создателей последних "шедевров". И он уподобился им, - это было страшно. Неужели навсегда утерян дар владения словом, что дарован свыше, а в это он верил безоглядно и искренне, несмотря на доминирующею доктрину человеческого разума, как самообучающееся и с годами, с опытом самосовершенствующиеся систему. Он верил в вдохновение! В искру - зажигающею гениальность! Верил в исключительность индивидов, владеющих словом, к коим, без ложной скромности, относил и себя.

 От пьянящей возможности вылавливать нужные, самые необходимые в данный момент слова и вкладывать в них новизну звучания через призму собственного восприятия, как часть откровения, идущего с потаённый глубин души -  здесь же, он был растерян и смят реальностью данного мига и собственной невозможности говорить, пьянея от собственных слов, что сродни физиологическому оргазму - выплеска, выброса собственного «Я» в ограниченные рамки слов и фраз.

 - Она... она права!

-Что-о? - Протянул профессор Апломбов и с немалым удивлением посмотрел на Лазутина. - Милейший, да вы в своём уме? Потакать девчонке с необузданным характером! Да вы, батенька, совсем больны!

 - Довольно!

Карина Озерова, была спокойна. Дождавшись тишины, сказала отчётливее разделяя слова красноречивыми паузами сказала:

- Дело совсем не во мне. И даже в не моём восприятии действительности. Мы, как я понимаю, собрались не для обсуждения моей личности, а для более интересного дела. Если вы оба успокоились – тогда можно продолжить разговор. Но я всё же предлагаю, да, я просто настаиваю, - тон её стал чуть мягче, но не настолько, чтобы ощутить её слабость и тень соглашательства, -  перенести дальнейшее действо на утро. Как говорится; будет день и будет пища.  А я просто желаю от всего отдохнуть и собраться мыслями. Извините.

 Она прошла гордо с высоко поднятой головой к лестнице, ведущей на второй этаж. Не оглянулась, а просто стала молча подниматься по широким ступеням. Её шаги в тишине холла были отчётливо слышны, можно было различить каждый отдельный шаг, что возможно и делал один из двух, а возможно и оба присутствующие здесь.

 - Её не переспоришь, - профессор посмотрел на Лазутина с некой тайной надеждой, и совсем неожиданно предложил, - А не надраться ли нам ли по случаю полного непонимания, у меня к такому случаю есть неплохой погребок?

 Это было именно то, чего сейчас и не хватало Сергею, - так это как раз грамм двести этанола, но удивляясь себе, даже как-то любуясь своей отвагой и выдержкой, - он отказался. Отказался, зная, что впереди долгая и беспросветная ночь. Одиночество и прошлое. Прошлое, давящее прошлое, которое любой бессилен изменить.

 На том, они и расстались. Он долго смотрел профессору вслед слыша его невнятные бормотанье, чем последний пытался явно выразить своё неудовольствие по поводу утерянной компании. Но Сергей был твёрд. Прошёл в отведенную ему спальню, оглядел комнату с любопытством;           здесь явно давно никто не жил.  Пахло нежилым и было не совсем уютно.