Между жизнью и смертью

От модератора: не то что с удовольствием - с наслаждением представляю вашему вниманию творчество Эдуарда Симоняна. Напомню, что это один из рыбаков, переживших недавно труднейшие дни на полузатопленной лодке в бурном Охотском море.

Я понял сразу... Всё! Когда ошибся,

Засуетился, прибавляя бед,

За всё хватаясь разом, матерился,

А паника хихикала в ответ.

В висках стучат слова: «Сынок, без риска,

Ошибок море не прощает - в этом суть.

Ведёшь себя как разгильдяй, мальчишка!

Проверь! Подумай! Дураком не будь!»

Какие люди это говорили -

Чьё слово для меня не просто звук.

Спасали, помогали и прощали.

Какой я после этого им друг… 

Напротив взгляд немой, со мной парнишка.

Позвали помогать, он и не знал...

Джек Лондон был моей настольной книжкой,

И, шансы посчитав, ему сказал:

«Короче, так... Санек, поздняк метаться,

Вопрос извечный «быть или не быть»,

За каждый метр моря нужно драться,

Бороться! Не сдаваться и не ныть!»

Гребли до ночи, в рацию кричали,

Не зная - это просто «мелофон»,

И в крике этом помощи искали...

Пока нас не унёс вечерний шторм.

И с этого момента начинался

Наш общий путь, известный небесам.

Нет! Там история ещё писалась,

А ветер начинал трепать «Корсар».

Крутил, бросал, унёс на Докучайку. 

Ночь наступила, в пене гиблый мыс.

Работая, из рук и весел спайка,

Встречая гребни, пену сёк и грыз.

Хлестало, выло, билось и хрипело,

Что было страшно посмотреть вокруг. 

Но незаметно утро  посветлело...

Пришла уверенность, что не утонем вдруг.

Очнулись. Подвели итог стараньям:

Пределы острова, под Тятей, севера, 

Известны мне районы обитанья,

Но вот воды нет в лодке… ни глотка.

Ждём вертолёт, ПСКР и шхуны,

Тихонько шкрябаем. До берега пять миль. 

Натянутые нервы, словно струны,

Над нами глаз дракона, полный штиль.

Тревога! Ожидание! Надежда!

Она уйдёт последней, как всегда! 

Есть жизнь и смерть, а мы попали между.

И на душе  - беда! Беда! Беда!

Последний раз на землю оглянулся,

В лицо подули южные ветра,

И, встретившись с восточным, развернулся, 

Растаяли в тумане берега.

Решили отдохнуть, я отключился.

На вахте юнга греется, не спит.

На корме костерок в ночи дымится, 

Очнулся  - всё пылает и горит.

Пролил бензин неопытной рукою.

Не рассчитал объем. «Туши!»  - кричит.

Нет, это шутка, это не со мною! 

Взрывается баллон, второй горит.

У "Ревизора" есть немая сцена:

Тут пауза, но после грянул гром.

Я, извергая молнии, грыз вену:

«Ты нас убил... И это первый шторм!»

Какое искушение взорваться,

Инстинктам первобытным волю дать,

Всех обвинив в своей беде, сорваться,

А не спокойно выхода искать.

С утра повел дневник. Так было надо...

Мы третьи сутки боремся, живём.

Я знаю: если шторм, то эта дата

Укажет день, когда мы пропадём.

Стянул борта пружиной – видим, держит.

Санёк уже не шутит - кругом смерть,

Но всё себя ещё наивно тешит,

Надеется увидеть землю, твердь.

Шесть пароходов, самолёт над нами,

Как вас встречал надеждой юный друг...

И каждый раз эмоцию сменяли

На слабость, безразличие, испуг.

Упала птица с неба, как просвирка,

Мне знаки не нужны. Я верю так.

Взяв крепкою рукой, несет за шкирку,

И видит, как вы молитесь в церквях.

Вам я обязан к жизни возвращеньем,

Хотя и не достоин ваших слёз.

Заглядывая в душу, жгли сомненья

Кто в этом мире я, и что принёс.

Всё меньше шансов, шторм уже не важен.

Если замёрзнем - эта смерть легка.

Но вот когда тебя настигла жажда -

За горло держит тяжкая рука,

Моменты паники и искушенье бесов,

Всё на разрыв, желания в 3D.

Становится безумен мир и тесен,

Когда все мысли только о воде.

И это пережили с конденсатом,

«Пройдет и это» - мудрый Соломон.

Под утро на бортах копилась влага

Даруя водоросли, приносит море корм.

Ты, Господи, велик своим вниманьем

К моей персоне грешной и земной.

Через страданье, слабость и отчаянье

Шепчу: «Великий Боже! Боже мой!»

И никогда, ты знаешь, не менялись

Мои устои веры на гроши,

Блудили, отклонялись и терялись,

Но все ошибки были от души.

Одну твердил, как «Отче Наш», молитву:

Я не достоин, Господи, тебя!

Не надо Врат, достаточно калитки,

Когда сквозь муки приведешь к себе, любя.

Я понял и увидел в ряде чисел,

Что вырезал на тронцевой доске, -

Вернул мне силу и наполнил смыслом,

Над бездной удержав на волоске.