Сахалинские каторжанки. Мемуары 18+. Продолжение
Мой первый стих
В четвёртом классе я написала свой первый стих (ну и последний на долгое, долгое время). Не помню о чём. Попёрлась читать его мамке. А Валентина Николаевна с Ниной Петровной той порой посиделки устроили — водочку тихонько попивали, сальтисоном закусывали. Знатные у мамки сальтисоны получались — это свиные желудки, набитые потрохами, сваренные в воде и дозревающие потом под прессом, прямо как головки сыра. Вот сидят две тётеньки, дегустируют, кайфуют! Тут я со своим стихом. Читаю. И что-то тёте Нине прям так захорошело, что решила она обосрать моё творчество:
— Не пиши, не твоё это! Иди лучше к Толику за стол, вон он как красиво корабли рисует. Моряком станет. Капитаном.
У мамки от удовольствия тоже язык зачесался:
— Ну правда, дочь, что-то не очень. Не быть тебе поэтом, не майся дурью. Иди лучше к Толику за стол, порисуй кошек. Кошки у тебя хорошо получаются.
Иду, рисую кошек. Ведь кроме кошек у меня ничего не получается.
А через много лет я поняла:
1. Для художеств меня нет зрительной памяти.
2. Тёте Нине и тёте Вале просто захотелось меня потроллить.
3. Толик обрёл душевный покой, только когда завязал с работой в море и устроился на суше.
4. Я поэт, и это не обсуждается!
Кем я должна стать
Сижу, делаю уроки. Иван Вавилович подошёл, всмотрелся, погладил меня по головке:
— Ну и кем мечтает стать наш великий математик, когда вырастет?
Перевожу взгляд на отца:
— У меня три варианта событий: писателем — раз, океанологом — два, пасечником — три.
Отец прыснул:
— Ты в этот список забыла внести космонавта и продавщицу.
— Почему забыла? — сурово спросила я. — Они были в моём списке, но в далёком детстве.
Иван снова прыснул:
— Это когда ты ещё сцалась?
Отворачиваюсь.
— Нет, дочь, ну ты мне объясни, свой выбор, ведь писатель, пасечник и этот твой, как его... океанолог, они ж и рядом ни стояли!
— Это как?
Батя чешет репу и долго объясняет насколько эти профессии различны, чтобы мечтать о них одновременно. Я понимаю ход мысли взрослого человека и раздосадованно объясняю:
— Пасечником я сама хочу быть, ну нравится мне это дело — мёд есть. Токо на Сахалине пасек нету. Вот я и заведу. Но! Твоя жена без конца талдычит о том, чтобы я стала человеком с высшим образованием. Поэтому придётся стать океанологом.
— А почему именно им?
— Ну я сперва хотела стать зоологом, а потом подумала: без рыбы я жить не смогу, а её на острове всё меньше и меньше. Надо ж её кому-то спасть от браконьеров!
— Хм, ну тогда в рыбнадзоры надо идти.
— Нет, надо стать именно человеком, поэтому только в науку! Рыбзаводы там всякие... Понимаешь?
— Понятно. А писателем почему? Кстати, они ведь тоже ого-го какие люди!
Я вяло махнула рукой:
— Мне дяденька сказал, что я писателем стану. Но тётя Нина с твоей женой обнаружили у меня полное отсутствие таланта.
— Какой дяденька?
— Ай, прозрачный такой, огромный, больше нашего огорода.
— Призрак что ли?
— Ну ты, папка, смешной! Призраки, они дурные и тело хоть какое-никакое, но имеют. А этот был совсем без тела. То есть совсем! Понимаешь?
— Нет, не понимаю, но я это, пойду. Дела у меня: жену свою и тётю Нину поругаю. Ишь, придумали: у моего ребёнка таланта нет. Таланта. Нет! Нет!! Таланта!!! — отец восклицал всё сильнее, на ходу выдёргивая ремень.
Конфеты, мёд и геморрой
Батя как придёт с шахты, отоспится и бегом на огород, к свиньям, в столярку... Опять же, дров наруби, воды, опилок наноси, навоз перелопать и так далее. Соответственно и ел много. А как нажрётся, то из маленькой кружки пьёт чай с конфетами. Сколько конфет ни положи — все умнёт! Однажды насчитав после него двадцать два фантика, мать всплеснула руками:
— Да жопа же слипнется!
А ему, дурачку, всё весело, Иван зовёт меня:
— Инн, иди посмотри, слиплась у меня жопа или нет?
Я фыркнула:
— Там и смотреть нечего, твои геморройные шишки никакими конфетами не залепишь!
Отец расстроился:
— А ежели мёдом попробовать?
Я ехидно развела руками:
— А где мы столько мёда наберёмся? Нет на Сахалине пчеловодов! Говорила я вам, что хочу пасечником стать. Нет же, вам институты подавай! Дулю теперь тебе, а не мёд! Вот и ходи со своим геморроем, мучайся.
Тятька крякнул и зыркнул на жену:
— Валь, может и правда, пущай девка в пчеловоды идёт.
Валентина ойкнула и схватилась за сердце:
— Ничё, Вань, с геморроем можно жить. Срастётся как-нибудь сам. Вареньица принести?
Солнце, я и пузыри
Только в детстве было чудо — мыльный, маленький пузырь.
— Ты такой смешной откуда?
«Я от солнышка, держи!»
Я держу, ему смешно. Лопается. Смерть его почему-то так печальна. Начинаю дуть сначала. Мыльный, маленький пузырь, ты не лопайся, держись! Сядет круглый на листок, рассмотрю его... Не то!
— Ты не солнышка дружок, а от радуги кусок!
Он хохочет и взрывается. Солнце с неба улыбается: «Сама не лопни от гордыни, стихов как понапишешь, Инна!»
Шахматный турнир
Прибегаю со школы запыханная, кидаю портфель на диван:
— Пап, я завтра еду в Александровск-Сахалинский на шахматный турнир, покажи как фигуры ходят, а то я что-то подзабыла!
— Здравствуйте, приехали! Моя дочь почётный член ордена «Белой ладьи»?
— Ну да, то есть нет. В общем, нас всего четыре человека едут — это те, кто умеют играть!
— О, моя дочь умеет играть? Гроссмейстер, значит.
Я решительно кладу шахматную доску на стол и расставляю фигуры. Деваться некуда, Иван Вавилович, кряхтя, садится, и мы до вечера осваиваем ходы-выходы, шахи-маты, нокауты.
Ну что я вам хочу сказать, ехала я на тот турнир гордая, уже почётным легионером «Пешки-белогвардейки». А в соперники-супротивнички мне достались такие же опытные ребята: заняла я среди них почётное четвёртое место. И награду домой везла трепетно: блокнот и набор цветных ручек. Половину приза (цветные ручки) батяня захапал себе (матери письма из дома на летнюю кухню писать), и пояснил это тем, что он целый день на меня угробил:
— Должен же я хоть что-то за это получить!
— Должен, Ванечка, должен! — блестела я счастливыми глазками, раскладывая шахматы перед его конопатым лицом. — Расставляй фигуры, через две недели едем на второй тур.
Лес и зайка
Лес — это мой мир. Он во Мгачах самый лучший — опушечный. А на опушках голубика, черника, клоповка, у побережья морской шиповник размером в сливу. Ягоду тащим вёдрами. В бору грибы. Мы собираем и едим маслята, белые, шампиньоны, подосиновики, подберёзовики, грузди, а все остальные — мусор. Лису, зайца или рябчика, глухаря, куропатку встретить — обычное дело. А вот медведь каждый год кого-нибудь да задирает насмерть. Скотину, так ту тоже. В лесу я гуляла всё время, очень часто одна. Но с медведем не сталкивалась. И взрослые почему-то без страха детей в лес отпускали. Другой народ, чудной, бесшабашный. Я своих дочек в жизни бы одних не пустила, да и сама бояться стала, как со Мгач уехала. Будто заговорено всё вокруг!
Но вот я снова маленькая в лесу:
— Пап, а заяц — человек?
— Да что ты, дочь! Вот медведь тот да, оборотень.
— Пап, оглянись, смотри, заяц на двух лапах стоит, на нас смотрит. И ростом он меня поболее.
— Ах ты ж, ну да, этот человек. Кинь ему хлебца. Это тот, который тебе гостинцы передавал, помнишь?
Кидаю зайцу хлеб:
— Убежал.
— Не плачь, вернётся, как уйдём, так и вернётся, съест хлебушко, обязательно съест, он грамотный!
— Книжки читать любит?
— А то!
— Ну ладно, я ему сказку напишу.
Уже дома я сделала книжку-малышку для зайчика, сшила её нитками, что-то там написала, раскрасила:
— На, папулечка, отнеси её моему зайчику, пусть своим деткам почитает.
И Иван понёс зайцу книжку. А куда деваться? Ведь дочка у него строгая, ежели чего и спросит. Ответ держать придётся.
Пионерский лагерь Павлика Морозова
Летом я отдыхала в пионерском лагере имени Павлика Морозова. Детям шахтёров путёвки бесплатно, всем остальным 32 рубля. И так как я бесплатник, то обречена была тусоваться там каждый год. Но в 9-10 классах я уже не поехала даже в качестве вожатой — задолбало всё! Самое неприятное в лагере — бесконечные построения, линейки, речёвки. Самое приятное — бассейн. Но и он на чёрта нужен, когда свой, родной мгачинский Татарский пролив всё лето стонет, твоё маленькое тельце ждёт не дождётся!
А что запомнилось в лагере, так это природа. Бурундуки и белки, они везде, того и гляди наступишь! И заросли бамбучника. Знаете что это такое? Это карликовый бамбук, самое настоящее тропическое растение. Нет, во Мгачах ничего подобного не было: встретить белку в лесу или бурундука — это роскошь, а бамбучник — вообще невидаль невиданная. Хотя лагерь от нашего посёлка всего 50 км к югу острова и 15 км вглубь. А Мгачи стоит у самого синего моря, у нас холоднее.
Девочка Вероника подвела меня как-то к железному плакату Павлика Морозова:
— А ты знаешь, что это предатель?
— Нет.
— Он своего родного отца своего красным сдал.
— Порол?
— Что?
— Папашка Павлика розгами порол?
— Не знаю.
— А я знаю, порол. Иначе б не сдал.
— Кто тебе такое сказал.
— Никто. Но я уверена, порол.
+7-962-125-15-15
Мне кажется, что лучше и лучше получается. Надо будет поднять ранние рассказы и стихи. Спасибо.
И чтили жеж бера....
Лагерь тож, - запомнился бассейном и рыбой... угрем