Плохой хороший человек… Часть первая

                                               Странно вроде бы звучит!

Уверен, что прокатчики на афишах

прибавят  букву «И» — «Плохой и хороший»,

 — как будто речь идет о двух разных людях. 

    А ведь смысл в том, что дело идет об одном.

 Мы обойдемся без соединительного «И».

—   режиссер  Иосиф Хейфиц

      Переплелось в этой истории всё, что можно…. И название замечательного фильма по повести Антона Павловича Чехова «Дуэль» (имеющей сахалинский след, но это уже другая история) взято не случайно… Великий гуманист хорошо знал нашего «героя» и дал ему нелестную характеристику в книге  «Остров Сахалин»: «Смотритель рыковской тюрьмы, господин Ливин, человек даровитый, с серьезным опытом, с инициативой, и тюрьма всем тем, что в ней есть хорошего, обязана главным образом ему. К сожалению, он имеет сильное пристрастие к розге, которое уже однажды было ознаменовано покушением на его жизнь. На него, как на зверя, с ножом бросился арестант, и это нападение имело гибельные последствия для нападавшего. Постоянная заботливость г. Ливина о людях и в то же время розги, упоение телесными наказаниями, жестокость, как хотите, сочетание ни с чем несообразное и необъяснимое. Капитан Венцель в гаршинских «Записках рядового Иванова», очевидно, не выдуман». (Цит. По Чехов А.П. «Остров Сахалин», СПб.;  Авлонъ, Азбука-Аттикус, 2012, С.166 - Г.С.)

      Честно, познакомившись с родственниками Федора Никифоровича Ливина (1845–1907) известного деятеля сахалинской каторги, я пытался найти его портрет, но… Потомки не склонны хранить память о «непростом» предке. Вот о его супруге, детях, о их судьбе и месте в истории страны мы долго и с удовольствием переписывались.

           Добавьте к этому, что меня, как краеведа, очень интересовал новый источник сведений очень непростого периода истории родного Сахалина и твердая уверенность, что нельзя описывать прошлое только одной мрачной краской… Вспомнился  булгаковский Иешуа:"Все люди добрые, злых людей не бывает" («Мастер и Маргарита» М.Булгаков). Наверное, так оно и есть. Злых людей не бывает. Бывают несчастные люди в разной степени и в разных смыслах  «… он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил» (там же - Г.С.). В каждом злодее хоть какая-то человечность да есть, а так же есть корни совершаемого им зла, которые берут начало от общества…. И я окунулся в судьбу «злодея сахалинской каторги».

      Фотографии Ливина нет, но зато есть словесный портрет нашего героя данный его современниками … Дадим слово широко известному на рубеже веков журналисту и литератору Дмитрию Алексеевичу Иваненко. Цитируется по  - Записки и воспоминания 1888-1908 г.г. Издание редакции "Полтавский голос". Полтава. Отделение электрич. типогр. Д. Н. Подземского, Петровская ул. соб. дом. 1909 

   « Как-то в редакцию "Губернских  Ведомостей" зашел не высокий, худощавый старичок, с бритым подбородком, седыми усами — типичная наружность отставных военных, до капитана включительно, александровских (Второго) времен. Очень симпатичный, с мягкими, предупредительными манерами, чрезвычайно нервный и подвижной. Отрекомендовался: Ливин, — и предложил, не найду ли я интересным напечатать его записки об острове Сахалин. Я подумал, — ну, какое отношение имеет остров Сахалин к Губернским Ведомостям, — но стал расспрашивать автора записок, кто он собственно и как очутился в Полтаве.

Дмитрий Алексеевич Иваненко (1859-1943), журналист

     Оказалось, что это бывший смотритель одной из Сахалинских тюрем и вообще один из высших бывших начальствующих лиц на Сахалине. Чем больше он говорил, тем с большим вниманием и любопытством я его стал слушать — и наша встреча одним разом не ограничилась. Ливин несколько раз заходил ко мне и на квартиру, и здесь, за стаканом чаю, я по целым часам слушал его рассказы о Сахалине и, вообще, о Сибирской жизни.

          Рассказы его были полны живой увлекательности и глубочайшего интереса.

Как живая, словно в калейдоскопе, в ярких картинах, сценах и эпизодах, вставала передо мной жизнь Сахалина, в кандальных тюрьмах, на каторге, на поселении.

          Оказалось, что всех этих осужденных на каторгу, которых я знал понаслышке или по газетным сообщениям, Ливин знал лично. Он, например, был дружен с известным Ландсбергом, бывшим гвардейским офицером, на кануне своей свадьбы с дочерью генерала  Раевского (Тут Дмитрий Алексеевич не прав…Карл был в близких отношениях с младшей дочерью генерал-инженера Тотлебена Марией -Г.С.) убившим в Петербурге ростовщика Власова и осужденным на каторгу. Отбыв на Сахалине срок наказания, Ландсберг там же и остался, открыл торговлю, разбогател, женился.

      Ливин положительно не мог нахвалиться Ландсбергом. Светски воспитанный, образованный, с манерами и характером истинно культурного человека, Ландсберг, по словам Ливина, явился на Сахалине, по общему признанию, светлым лучом, прорезавшим беспросветную каторжную тьму, окутывавшую неописуемую дикость нравов, звероподобное существование, на фоне непробудного пьянства и тупого разврата. Ландсберг был буквально единственным человеком, с которым можно было поговорить по человечески, он не пил, в карты не играл, все время проводил в работе, в канцелярии, куда поступил скоро по прибытии на каторгу. Как сапер, он руководил работами по постройкам, по уничтожению тайги и проч. Его все любили и уважали, и держал он себя с большим достоинством и вместе с тем предупредительностью. Ливин любил у него бывать, и они, по словам рассказчика, все время находились в дружеских отношениях.

          Во время Русско-японской войны Ландсберг организовал дружину для обороны острова, и вообще действовал против японцев так успешно, что, по окончании войны, получил полную реабилитацию.

         Ливин даже дал мне карточку Ландсберга, на которой он снят с женой и ребенком. Отмечу также и то, что, кажется, в 1908 году Ландсберг, в первый раз по отбытии наказания, выехал с Сахалина в Петербург и здесь умер от заражения крови, явившегося последствием укола пальца пером, которым он писал письмо.

           Знал Ливин и знаменитую Соньку-Золотую ручку, и у меня мороз проходил по спине, когда он рассказывал, как ее наказывали плетьми за попытки к побегу с каторги, чтобы повидать своих дочерей.

       Знал он и палача Комлева, и Полуляхова — убийцу семьи судебного следователя Арцимовича, — и многих других — и рассказывал о них без конца, — об их жизни на каторге, характер и проч.

          Сам Ливин едва не погиб от руки одного из каторжан. Однажды, во время обеда заключенных, один из них бросился с ножом на Ливина, но Ливин уклонился от удара и нож только полоснул его по боку и сделал разрез. Ливин же успел выхватить револьвер и выстрелом убил наповал нападавшего. После этого он подал в отставку, приехал в Полтаву, купил на Кобыщанах дом, где и поселился.

            С Ливиным на Сахалине виделся  А. Чехов и В.Дорошевич (и тут Д. А. ошибается, поездка В. Дорошевича была в 1897 году, когда Ливин был уже в Полтаве- Г.С.) и, по его словам, он много содействовал тому и другому в их заботах по изучению острова, быта каторжан и вообще собиранию интересующих их сведений. Между прочим, Ливин указывал, как много неверного писали потом о Сахалине и Чехов и Дорошевич.

        Одновременно с Ливиным прибыл в Полтаву и другой сахалинец — бывший смотритель одной из Сахалинских тюрем Фельдман, который одно время был смотрителем и Полтавской тюрьмы.

В своих записках о Сахалине Дорошевич упоминает и о Ливине и Фельдмане, причем рисует их необыкновенно жестокими и кровожадными, подвергавшими заключенных частым телесным наказаниям. Фельдман обиделся и притянул Дорошевича к суду за клевету, дело тянулось очень долго и, кажется,  кончилось оправданием Дорошевича.

Ливин решительно отрицал приписываемую ему и его сослуживцу Фельдману жестокость.

       Особенно подробно Ливин рассказывал и о своей романтической женитьбе и неудачной семейной жизни. По его словам, в Сибири, особенно восточной и в частности на Сахалине, был недостаток в красивых женщинах и "котировались" они очень высоко — и потому его жена, красивая и любящая роскошь, сразу стала центром общего внимания и ухаживания, при чем наибольшим успехом пользовались представители немецкой фирмы, завоевавшей восточную Сибирь, «Кунст и Альберт». (Агафья и сестру свою Александру «пристроила за германского купца 2-гильдии Каппенберга –Г.С.)

          Кончилось тем, что жена уехала с одним из представителей фирмы в Петербург и начала с Ливиным бракоразводный процесс — в Полтавской консистории — по месту жительства мужа».

   "Кунстъ и Альберсъ" имели торговую монополию и в Александровске на о.Сахалине. Каково было Федору Ливину (высшему тюремному начальству) каждый день отовариваться у своих недоброжелателей...

 Забегая вперед, скажу...Ливин не простил жену до конца своих дней. И только после его смерти в 1907 году ,она смогла узаконить свой фактический брак...

Cherchez la femme (Шерше ля фам)

     Вот и приоткрылась причина главной трагедии жизни чиновника… Если через четверть века после случившегося, незаживающая душевная рана Федора Ливина продолжала кровоточить. Может быть, именно этот факт биографии и поднял в молодом и перспективном чиновнике те жуткие качества характера, к которым он был предрасположен. Чтобы понять личную трагедию героя, нам нужно ознакомиться с его послужным списком…

          «Ливин  Федор  Никифорович  (1845-1907),  сахалинский  чиновник…

 Смотритель (начальник) рыковской  тюрьмы, из мещан. Православного  вероисповедания. Образование получил в Псковском военном училище. На  государственную  службу  поступил  18  мая  1859  г.,  22  декабря  1859  г. произведен  в  унтер-офицеры.  В  1859-1872  гг.  служил  в  телеграфном  ведомстве  (сначала  в  Санкт-Петербургском  городском,  а  с  1862  г.  –  на  амурском  телеграфе). 18 декабря 1873 г. определен в штат Санкт-Петербургской полиции.  4  октября  1875  г.  произведен  в  коллежские  регистраторы.  В  1878-1884 гг.  служил  в  артиллерийском  ведомстве  (Санкт-Петербургском  окружном артиллерийском складе, кронштадтской и Владивостокской крепостной артиллерии). 4 октября 1878 г. произведен в губернские, а  4 октября 1881 г. – в коллежские секретари.

        В 1884-1893 гг. служил в тюремном ведомстве. Приказом по министерству внутренних дел с 16 июля 1884 г. назначен смотрителем  дербинской (тымовской – Г.С.) тюрьмы. 4 октября 1884 г. произведен в титулярные советники. С 22 октября 1884 г.  смотритель  рыковской  ссыльнокаторжной  тюрьмы.  16  июля  1887  г.  произведен в коллежские асессоры. 16 августа 1887 г. перемещен на должность смотрителя  александровской  тюрьмы.  19  ноября  1888  г.  назначен  и.д.  смотрителя Мало-Тымовской тюрьмы. 7 ноября 1889 г. перемещен на должность смотрителя рыковской тюрьмы. 16 июля 1891 г. произведен в надворные советники. 29 февраля 1892 г. назначен смотрителем дуйской тюрьмы.  8 июля 1892  г.  командирован  к  временному  исправлению  должности  начальника корсаковского округа. (РГИАДВ. Ф.1133. оп.1. д.709. л.10-24).

    С 1893 г. в отставке. (РГИАДВ. Ф.1133. оп.1. д.709). После ухода на пенсию поселился в Полтаве. В 1896 г. направил Приамурскому генерал-губернатору С.М. Духовскому записку, в которой рассказывал о многочисленных упущениях в работе сахалинской администрации и просил вновь принять его на службу. (Латышев В.М. -2005. С.12-14)

  Итак, молодому офицеру из мещан в столицах «карьера не светила» и , как и многие молодые люди из низшего сословия, Федор кинулся «на ловлю счастья и чинов» на осваивавшийся Российской империей Дальний Восток. Примеров блестящих карьер в те времена было достаточно. А образование и, главное, амбиции у Ливина были не ординарные (ведь, не случайно от цепкого взгляда Антона Павловича Чехова не ускользнула даровитость Федора и его инициативность - Г.С.).

        Вернемся  в Николаевск-на-Амуре, где перспективный молодой человек Федор Ливин начинает свою карьеру сигналистом на телеграфе в неполных 17 лет.  Николаевск тех лет это главный город российского Дальнего Востока. Близость начальства, перспективы роста…Но…

«Любовь нечаянно нагрянет…» Вспомните себя в этом возрасте.

Актовая запись № 3 из Метрической книги Михайло-Архангельской церкви 1864-1868 гг.

«15.02.1864

Жених Приморской области Восточной Сибири Амурскаго Николаевскаго

телеграфа сигналист Феодор Никифоров Ливин, православнаго вероисповедания, первым

браком, 26 лет (Думаю Федор приписал себе несколько лет «для солидности», на самом деле ему было только19(!)- Г.С.)

Невеста той же области Ново-Михайловскаго селения крестьянина Василия

Андреева Пашкеева дочь, девица Агафия, первым браком, православнаго

вероисповедания, (возраст – текст утрачен) (А вот тут, «возраст утрачен», я думаю, сознательно. По воспоминаниям родных Агафье на тот период едва исполнилось 12 лет (около 1852 г.р) -  Г.С.)

Поручители: Михайловскаго селения крестьяне Павел Алексеев Соколов, Иван

Максимов Вершинин, Влас Косьянов Простакишин, Гордей Яковлев Упоров»

    И пусть вас не обманывает принадлежность участников венчания к крестьянскому сословию. Агафья Васильевна (урожд. Пашкевич), была внучкой польского повстанца 1830 года Андрея Пашкевича сосланного в Сибирь с четырьмя сыновьями (Василий, Симеон, Прокопий и  Зиновий)... Из благородного рода и с приличным, по тем временам образованием. А, уж, известная поговорка: «Нет на свете царицы краше польской девицы» точно про Агафью. Её отец Василий торговал овощами в Николаевске, а в 1865 году перебрался во Владивосток всей семьей Пашкеевых, ставшей гордостью Приморской столицы.

    Не удивительно, что Агафья блистала и в провинции,  и в столицах, где довелось служить те годы Федору (всего лишь губернскому секретарю, что приравнивалось к  лейтенанту армии -Г.С.) Видимо, уже в те годы у Ливина сложился некий дискомфорт от «популярности» супруги, но Агафье первое время удавалось усыплять «бдительность» мужа, рожая ему одного за другим четырех детей…

   В начале 80-х гг. от соблазнов высшего света Ливин с семьей перебираются вновь на Дальний Восток во Владивосток, ставший к этому времени столицей всего края. Федор служит во Владивостокской крепостной артиллерии по своей военной специальности, чины следуют согласно карьерной лестнице… Жизнь семьи налаживается. Они арендуют дом во Владивостоке, ведут городскую жизнь. И все бы хорошо, если б не роковой случай изменивший жизнь супругов. Что явилось причиной перевода Ливина на Сахалин в качестве тюремного смотрителя неизвестно. Но это явно было понижением. Есть предположения, что переводу поспособствовал будущий муж Агафьи Карл Гольденштедт, чей сын от первого брака Отто Карлович работал управляющим по тюремным делам города Владивостока.

   Продолжение следует...