«Омерзительная» трилогия Квентина Тарантино

Вот уже в четвёртый раз пересматриваю «Омерзительную Восьмерку» и не перестаю задаваться вопросом, эхом отдававшим в мыслях с момента моего первого знакомства с восьмым с половиной творением QT: каким-таким образом легли карты, что этот фильм любят и ценят в разы меньше того же «Джанго Освобожденного». И стоит мне получить в ответ стройный ряд фраз «автор не развивается» и «автор повторяется», разговоры о вселенской несправедливости кажутся излишними.

Перво-наперво, считаю важным ответить, что творчество Тарантино подобно творчеству любого талантливого автора – растет и меняется вместе с ним. Не спорю, у него был коротенький период стагнации с Каскадером Майком и масл-карами. Но вместо того, чтобы мусолить подобное, лучше вернемся во времена отстрела белых черными (за деньги). 

1858 год. Джеймс Бьюкенен и года не провел на президентском посту, а уже поспособствовал процессу деградации собственной страны. Хотя демографическая ситуация в США и без того оставляла желать лучшего. Расовая ненависть, эксплуатация одних другими, и все это под звук ударов кнута. «Джанго» можно смело рассматривать как картину всего вышеперечисленного, написанную в привычных кровавых тонах. Только вот ее центральной фигурой наиболее логично будет считать не раба, в честь которого она названа, а небритого дантиста Шульца. Добрый самаритянин, учтивый и толерантный европеец. Эдакий привет из наиболее просвещенной части цивилизации, где метод кнута так сильно не котируется. 

Но кем ещё является немецкий охотник за головами в рамках псевдоистории Квентина? Исключением из правил. При этом, его образ гуманиста и ярого противника рабства столь сильно гиперболизирован, что ближе к финалу он выглядит чуть ли не мучеником, отдавшим все во имя собственных идеалов и убеждений о «равном мире». Но что он оставил в сердце своего чернокожего протеже? Может быть он внес кое-какие корректировки в представления раба о белых людях, вселив в него толику надежды. Но я не сомневаюсь в том, что ненависть к ним никуда не пропала и не пропадет до самого его последнего вздоха. Да, он не станет их расстреливать направо-налево, т.к. ему это не нужно. Но его экранная история заканчивается ненавистью, выражаемой в разлетающейся в щепки рабовладельческой плантации. После чего он милый-хороший, да с красавицей женой, скачет навстречу полной луне. 

На тот момент, Авраам Линкольн ещё не вступил на президентский пост. Случилось это тремя годами позднее, когда Конфедерации Южан совсем уже неймется развязать резню. Причем так сильно, что они начали подготовку ещё до инаугурации Авраама. Другими словами: южане его кинули, а ниггер на лошади – до сих пор вещица из ряда вон выходящая. И тут совершим скачок (предположительно) на 10 лет вперед.

1868 год. До сего момента многое произошло. Север победил, черные вводятся в американский социум, Джон Уилкс Бут убил Эйба, его место занял сумасброд, пьяница и расист Джонсон, которого все в Конгрессе хотели выгнать прочь. Пережитки консервативных порядков продолжают бытовать на просторах США: хоть на Юге, хоть на Севере. Но кнуты перестали петь свою громкую песнь. Ведь чем была Гражданская Война по факту? Прополкой населения и эмоциональным «очищением» черной расы, которой словно сказали «Убивай за свою свободу!». Интересные события Тарантино оставляет за кадром, но интересные мысли он не постеснялся выразить через своих персонажей, а именно вложив их в уста «черного» майора Уоррена. Белые южане шли убивать за то, чтобы оставить негров в кандалах. А черные северяне шли ради того, чтобы убивать белых, т.к. им дали на это все законные основания. Что они хорошо и делали, раз уж Север победил. А Кэлвин Кэнди ещё удивленно спрашивал «Почему черные не восстанут и не поубивают белых?». Ирония.

Не менее иронична и сюжетная развязка «Восьмерки», которая подобно анекдоту, сводит лицом к лицу Южанина и Северянина, вскоре объединяющихся в борьбе с внезапно возникшей третьей стороной. Но определяющим моментом в истории взаимоотношений персонажей был и будет только один – письмо Линкольна.

Линкольн подобно вышеупомянутому Шульцу – одно большое исключение из правил. Только вся соль заключается в том, что он, его идеалы и та роковая цена, которую он за них заплатил – существовали на самом деле и это вдохновляло людей.

Вдохновляло по-разному, но я уверен в том, что когда Маркус сочинял это фальшивое письмо, он верил в то, что подобное могло быть написано шестнадцатым президентом США. И что оба могли грезить о временах, когда люди забудут все старые обиды и станут едины для чего-то действительно большего. В контексте фильмов Квентина это могло выглядеть только так: два злобных врага создают союз ради того, чтобы убить ещё большего врага. Цинично и саркастично, как всегда. И все бы ничего, но потом он показывает эпилог.

Синхронное зачитывание этого письма (южанин – вслух, северянин – лишь беззвучно повторяет губами) смешит, огорчает, трогает и (что самое главное) воодушевляет. И когда отпетый расист остается неравнодушен к лже-письму, написанному чуть ли не главным врагом конфедератов, он его мнет и отбрасывает прочь. В ответ на это, автор выдавливает из себя одобрительную ухмылку, хотя утром того же дня, мог спокойно сломать челюсть девице, что осмелилась харкнуть на этот несчастный листок бумаги. Маски сброшены. Смысла притворяться нет. Ненависть переросла в дружбу. Югу и Северу ещё часто придется объединиться перед лицом общих невзгод.

Вторая Мировая Война – настоящая угроза для всего мирового порядка, которая и рядом не стояла с Гражданской Войной, являвшейся последствием человеческих предрассудков.

«Линкольновские» слова оказались более чем правдивы: хочешь – не хочешь, а людям долгий путь пройти придется, рука к руке.

Если наконец-то закончить урок альтернативной истории, с точки зрения кино, Тарантино провернул трюк, отдаленно напоминающий тот, которым он покорил каждого киномана на планете Земля в 1994 году. Только здесь ему потребовался не один фильм с 6 (читай – 4 с половиной) сюжетными арками, а три внушительных опуса.

• Свою своеобразную трилогию Квентин открыл фильмом про ненависть, порождающую ненависть, но которую можно использовать как правильный инструмент по борьбе со злом. Все равно ведь, даже скальпируя нациста, евреи улыбчиво говорят, что «они за мир». 
• Он продолжил фильмом про тот же замкнутый круг. Фильмом, чьи события являются некой предтечей к Гражданской Войне, где во имя свободы нужно запачкать руки кровью.
• Закрывает трилогию где-то посередине. История заканчивается не на том, как стороны дружно отправляют исчадие зла в адское пекло, как в «Ублюдках». Не на издевательской ноте. 

Выход из замкнутого круга расовой вражды и есть конец. Обещание чего-то хорошего и вселяющего надежду.

Как-то так выходит, что «Омерзительная Восьмерка» – это зрелое гуманистическое высказывание, поданное под соусом привычного авторского цинизма и оголтелого синефильства. Фильм более важный, чем те же «Бесславные Ублюдки» с их бесконечно крутым месседжем «магия кино даже Гитлера сразит». Не говоря уже об идеально выдержанной форме, в которой происходит возвращение Квентина к своему любимому и почитаемому Куросаве, чередуемое с наглыми подмигиваниями в адрес Хичкока и Карпентера. И да, не забывая передать привет своим любимым «снежным вестернам», вроде «МакКейб и миссис Миллер» Олтмена. 

Так что каким образом автор может повторяться и не развиваться, если он умудряется за 7 лет работы создать целую негласную трилогию, усовершенствовать свой концепт сторителлинга и вырасти как сценарист — право слово, не знаю.

Спасибо за внимание.
Чаще и больше пишу здесь.