Бизнес-история. Сергей Копылов: Лабутен сегодня делает обувь, которую я шил в 25 лет
Южно-Сахалинский сапожник о деле всей жизни, нереализованных возможностях и картинах
Когда всё мелькает – новости, гаджеты, лица вперемешку с кошачьими мордочками – непросто поверить, что в этом мире есть что-то неизменное. То, что сохранилось так, как было раньше. И останется таким. Но вот люди ходили и будут ходить ногами, и, следовательно, они носили и будут носить обувь. Поэтому всегда было и будет ремесло сапожника. Что же это за люди? Как они живут? О чём думают? Сегодня бизнес-история про южно-сахалинского сапожника Сергея Копылова (мастерская по ремонту обуви в подвале пятиэтажки возле универмага «Сахалин»).
По образованию я художник-модельер по обуви. В начале 80-х поехал учиться в Ереван. В то время у нас считались лучшими две обувные школы – это Ереван и Кимры. Я учился и жил в Армении, видел, как там шьют обувь. Ереванцы шили лучшую обувь в СССР. В то время, что самое интересное и непостижимое для меня, у них всё было частное. Вот заходишь в ту же фирму – мастер-частник сидит и шьёт обувь из хорошей кожи по новейшим колодкам. Подходишь к нему и говоришь, вот, мол, учусь на художника-модельера по обуви, а он мне: «А ты не хочешь со мной поработать? Вот моя машинка…» Сколько раз мне так предлагали. И не только мне, и моим однокурсникам. И я тогда не мог понять, почему это его, когда у нас в Советском Союзе всё общее.
Отучился я на художника-модельера по обуви. Я был одним из лучших, у меня диплом с отличием. Я не хвалюсь, просто рассказываю. Вернулся в родной Южно-Сахалинск и стал работать в ателье высшего разряда «Каблучок» художником модельером по обуви – я создавал особо элегантную обувь. Потом учился в Санкт-Петербурге на ортопедическое направление, но мне это не понравилось. Неинтересно. А вот особо элегантная обувь – это моё. Кстати, в «Каблучке» у нас была экспериментальная лаборатория. Это был самый высший пилотаж.
У меня у жены 33 -34 размер ноги. Мы живём вместе уже 44 года. Раньше она обувь в «Детском мире» покупала. А потом я отучился и стал ей шить обувь сам. И в те времена у неё была такая супер-обувь. Она приходила на работу и ей говорили: «Поговорите со своим мужем, пускай он сделает мне обувь». А потом загнали нас в подвалы… Здесь я уже 25 лет работаю – четверть жизни. Сама жизнь заставила. Вот и рад работать, а смысл какой… Чувствую себя нереализованным.
Вот вы можете мне назвать хоть одного великого российского художника-модельера по обуви? Вот хоть одного, можете? Не назовете. А почему? А потому что у нас была такая система – никому это не надо. Плевать всем на всё. А люди были талантливейшие. Вот я учился, и со мной учились 500 человек – среди них 20 человек были великие.
Может, вы не знаете, но во Франции есть такой Кристиан Лабутен – великолепный художник-модельер. Так вот, он сегодня делает обувь, которую я делал, когда мне было 20-25 лет. Только у меня развития в России не было. Бесполезно. А вот это всё – так.
Мои клиенты – все жители этого района. Приходят одни и те же.
Обувь многое может рассказать о человеке. По тому, с каких сторон и как именно стоптана подошва, можно судить о походке и даже характере. По обуви можно определить возраст человека. Бывают очень странные вещи.
Допустим, приходит дама - вся такая в мехах, красавица, а обувь сдает в ремонт – грязную, неприятно смотреть, принимать. Но я же работяга – надо принимать, ты и принимаешь. А иногда приходит замухрышка-замухрышка, вся такая невидная, скукожится, извиняется, а обувь сдаст – она такая чистая. Знаете, как приятно. Понимаете, какая разница интересная?
В середине 90-х спрос на нашу работу был очень маленький. Это было то время, когда китайцы понаехали. А сейчас спрос увеличился. Видать, китайцев немного погоняли. Я когда работал в обувном ателье, никогда не думал, что на улице кто-то будет шить обувь.
Что самое обидное – я отдал своей профессии всю свою жизнь. Правда, мне не нравится слово «сапожник», Можно сказать – мастер по обуви. Мне это ближе. В 80-м году я приехал сюда, стал работать, а в обувном деле я с 74-го года. Я ничего не могу делать, только это. И это здорово. Я настолько изучил обувь, я настолько хорошо её знаю, что уже дальше некуда.
Что для обуви вреднее всего? Вот в конце 80-х в СССР было много обуви, сделанной в Индии, так она воды боялась. Попадет человек в дождь – и всё: нитки, клей просто растворяются. А в Южно-Сахалинске обувь больше всего страдает от реагентов и пыли. Китайская обувь заполонила рынок. Кожи хорошей практически не стало. А вот искусственной полным полно. А она неприятно пахнет. А реагенты, которыми посыпают обувь… Приносят мне в ремонт, о боже, это ужасно. И дело даже не в том, что я это ремонтирую, я еще и дышу этим. Домой прихожу никакой, а возраст уже другой…
Я вот работаю, жене говорю: «Я уже устал, не хочу, пенсию получаю». Она смеётся. А потом – нет – это же моя любимая работа, у меня с ней столько связано.
Спрос на ремонт обуви зависит только от сезона. Люди несут обувь в ремонт, когда приходит её время. Демисезонную — в марте и октябре, летнюю – в мае, а зимнюю – когда снег ложится. Так что, в каком-то смысле работа у меня сезонная. Осенью – очень много работы, не успеваешь, пашешь, как зверь.
Что главное в работе сапожника? Чтобы результаты труда были незаметны. Если обувь выглядит так, как будто она только что из магазина, а не из мастерской, значит всё сделано хорошо.
Самая популярная услуга – поставить набойки, подмётки, заменить молнию. Обычная работа, ничего такого. Вообще, чаще всего ремонта требуют каблуки и молнии. В среднем сделать набойку стоит 400-500 рублей.
А бывает очень интересная работа, очень. Однажды ко мне пришел мужчина и попросил прошить подошву. А у него обувь была итальянская, и она была прошита вдвойне. И надо было подойти творчески – не просто тупо: тук-тук-тук. А мне сам этот момент интересен, для души – раскрутить «клубочек» этот. Так я его обувь с работы домой принёс. Моя жена смеётся надо мной: «Боже мой!» А потом я всё же раскрутил этот «клубочек». Правда, обидно было, что человек этот не оценил мою работу – взял, заплатил копейки и ушёл.
А ещё была интересная ситуация: ко мне приходила девушка и попросила нарастить каблучок – у неё одна нога была короче. А же учился в Питере по ортопедии. И мне тоже было интересно. Я её промерил, там восемь сантиметров надо было нарастить, и раз – всё сделал. А потом колодку нашёл, ковырялся, но сделал. Она уехала в Новосибирск, сделала операцию и потом приехала, пришла ко мне и говорит: «Приехала, врач посмотрел меня и говорит, что если бы не сапожник и не его обувь, я бы ногу потеряла. Врач сказал мне, чтобы я вам коньяк поставила за то, что вы мне ногу сохранили». Ну, я сижу и жду – где ж коньяк. Я коньяка-то нет ни хрена! Она мне просто так сказала и ушла. Ну, да ладно, боже мой, лишь бы твоя нога была здорова. Не в коньяке дело.
Что обидно? Не ценят. Моя профессия исчезла. И вряд ли возродится. Вы видите, Китай всё заполонил.
У меня столько эскизов дома, я столько нарисовал этой обуви... Моя жена говорит: «Да ты сумасшедший, никому это не надо». Я умру, а у меня последователей нет. Вот что обидно.
Моя сапожная мастерская расположена в подвале жилого дома, и первое, что видят клиенты, когда приносят обувь в ремонт – картины на стенах из обувной фурнитуры. Это мои работы – штрих к моей натуре.
Ещё я пишу картины маслом. В основном сахалинскую природу. Хотел принести вам, показать, а потом передумал – подумаете, что я хвалюсь.
Фото: Андрей Щербинин
+7-962-125-15-15
Потрясающий мастер. Жаль, что не смог воплотить все, о чем мечтал
Мне не удалось застать его живым, сгинул то ли в лагере, то ли на фронте. Данные разнятся. А те сайты где погибших списки, пока ничего не говорят, нет данных.
Интересно, а сейчас он шьет обувь?